Утомленный невзгодами, зоной...
В этом блоге я постараюсь рассказывать (без никаких правок) своим сородичам и друзьям об истории и причинах рождения стихотворений. Например, предлагаемые ниже строки родились в 1994 году, примерно в полукилометре от государственной границы, за которой голубеет и подрагивает в мареве монгольская степь.
Я помогал своим друзьям и должен был остричь за 10 или 15 дней 1200 голов овец. Со мной был мой друг, талантливый поэт, самородок, Алексей, хлебнувший к 40 годам довольно лиха и беды, именуемой зоной. Он подтаскивал мне овец.
Через неделю я заметил, что вечерами, после бани, он отрешенно смотрит в степь и улыбается какой-то детской улыбкой. Меня поразило блаженное выражение его лица, которое преследовало меня и ночью, пока не облеклось в словосочетания, которые я лихорадочно записал на пачке сигарет...
Я помогал своим друзьям и должен был остричь за 10 или 15 дней 1200 голов овец. Со мной был мой друг, талантливый поэт, самородок, Алексей, хлебнувший к 40 годам довольно лиха и беды, именуемой зоной. Он подтаскивал мне овец.
Через неделю я заметил, что вечерами, после бани, он отрешенно смотрит в степь и улыбается какой-то детской улыбкой. Меня поразило блаженное выражение его лица, которое преследовало меня и ночью, пока не облеклось в словосочетания, которые я лихорадочно записал на пачке сигарет...
На другой вечер к нам подъехал на коне монгол (нарушитель границы, там такое случается). Мы разговорились. Оказывается этот монгол сидел в своей, монгольской, зоне. Я заинтересовался, познакомил его с Алешей.
- Спроси у него, - сказал мой друг, кивнув на монгола, - что они в зоне хавают?
Я спросил, монгол поведал мне, что в лагере они ели баранью требуху, варили кости и т. д.
Алеша громко рассмеялся, потом хлопнул по плечу мускулистого монгола и сказал:
- Ништяк, братуха. Х...и так не сидеть...
И два бывших зэка разных стран и разных культур снова зачаровано засмотрелись на вечернюю степь и заходящее солнце.
Такова, вкратце, история этого стихотворения.
* * *
Утомленный невзгодами, зоной,
Позабывший, где враг, а где брат,
После бани смотрел отрешенно
Старый зэк на осенний закат.
Тишиной оглушенный и волей
В непонятном, нерусском, краю
Он забыл все обиды и боли
И какую-то думу свою.
Только степь разливалась широко,
Только в алой закатной пыли
Плыли волнами вольно, далеко,
Золотые насквозь ковыли...
1994 год.