Статья находится по ссылке: Забайкальский рабочий,№ 25 от 10.02.2017 г.
________________________________________Автор: Вера Панченко,
член Союза писателей Латвии, член Союза российских писателей
Заметки о двух стихотворениях поэта Виктора Балдоржиева
Белый месяц еще не родился пока,
Острый серп его в небе чернеющем ал.
А на сердце печаль непонятно легка, —
Белый месяц вернется началом начал.
Это было не раз и случится не раз:
Из-за северной черной чужой стороны
Выплывают неслышные, вихрем клубясь,
Бесконечные тени в часы тишины…
Это предки мои! Как воздушны они,
Как летят от звезды до звезды в облаках,
Из бескрайней и синей парят глубины
На своих легкоструйных и вольных конях.
И высоко в ночи слышен звон серебра!
Чуден чистый, чеканный, чарующий звук.
В гривах первых коней блеснет бронзой заря,
Но закатно горит предпоследний бунчук.
И опять и опять, безнадежно верны,
Будут тени кружить над моей головой!
Я заплачу в ночи — голоса не слышны!
И продолжат они вековечный путь свой.
Вздрогнут тучи, чернея, жалея меня,
И деревья от боли застонут вдали,
Будет рваться душа, что-то помня, храня,
В шири-глуби, за степи монгольской земли!
И заплещется древняя песня во мне:
«У подножий алмазных заснеженных гор
Выбирали мы лучших коней в табуне.
У огней философский вели разговор.
И горбатились горы узорной грядой.
Были ночи светлы, пахло дымом костров,
Мы лелеяли мысль и ценили покой.
И сильнее всего была только Любовь!»
И сверкающий смысл ароматных речей
Оживет снова мудрым покоем в крови.
Уплывают за даль, не сменяя коней,
Тени предков моих в Джомолунгмы свои…
Белый месяц плывет посреди тишины!
В белой Шамбале тени исчезнут сейчас.
Но спокойна душа! Дуют ветры весны.
Так бывало не раз и случится не раз…
Над этими строками надобно молчать… Очнувшись от необъятности авторского времени-пространства, попытаюсь как-то осмыслить художественные технологии, благодаря которым автор достиг столь сильного впечатления.
Метрика стиха, четырехстопный анапест, звучит раздумчиво-напевно и органично сочетается с лексической звукописью, которой пронизаны почти все строки. «И летят от звезды до звезды в облаках», «У подножий алмазных заснеженных гор», но перл аллитерации: «Чуден чистый, чеканный, чарующий звук». Создается эта музыка оптимальным отбором лексики, лаконичной и в то же время динамичной. И теми метафорами, в которых неожиданные лексические столкновения порождают новые смыслы: «легкоструйных конях», «безнадежно верны», «ароматных речей», «мудрым покоем»… Визуальный ряд стихов строен, выразителен и масштабен.
Мне неизвестно, с пеленок ли будущий поэт Виктор (Цырен-Ханда) Балдоржиев заговорил на русском языке, но мне понятно, каким образом рождаются иррациональные творческие богатства — они выталкиваются из глубин авторского подсознания, когда язык для автора — корневая его суть. И поэтому поразительно, когда и каким образом для поэта, бурята по происхождению, русский язык стал родным. Поэт и сам пишет: «перевожу с родного на родной». Феномен столь глубокого двуязычия — не част в мировой культуре.
На мой взгляд, в стихотворном построении существуют две формы: внешняя (о ней сказано выше) и внутренняя — явный или неявный сюжет, смысловая последовательность. Обе формы неотделимы друг от друга, поскольку покоятся на единой основе — психологическом типе автора. Виктор Балдоржиев — ярко выраженный интроверт (юнговское определение), для которого характерен лексический лаконизм и сосредоточенность на пространстве внутреннего зрения. Начнем с того, что всё стихотворение «Белый месяц…» — воображаемая картина, кроме самой первой фразы про острый серп только-только нарождающегося месяца. Проблески предутреннего неба вызывают в воображении поэта грандиозную картину вечного в своем круговороте времени, и движение его олицетворяют бесконечные тени предков. В эту минуту лирический герой рвется догнать их, предки не слышат его зова — лишь природа стонет от боли за неосуществимость его желания. Но он жил когда-то вместе с ними, своими предками, — душа поэта в своей «шири-глуби» хранит воспоминание о прошлом, где была совершенная жизнь мышления и покоя и главенствовала Любовь. Предки уходят в «Джомолунгмы свои», а «древняя песня» памяти остается в крови «мудрым покоем»… Эпические строки и — мощное чувство единения поэта с вечным древом жизни, природы и времени.
Кстати сказать, где Виктор Борисович выходит на тропу эмпирической жизни, там его стихи нередко срываются в протестующий тон — тяжело ему видеть несовершенства реальности, и лишь природа по преимуществу вызывает в авторе позитивные чувства. Но в любом случае главный объект его внимания, главная двигательная сила — это мысль. Как мыслитель автор всемогущ — его мысль в состоянии сопоставить себя с бессмертием Жизни и охватывать бездну мироздания
Виктор Борисович Балдоржиев родился в селе и вырос на лоне природы, и это обстоятельство, как уже известно, формирует отправные точки художественного видения поэта, которое я определяю как экзистенциальное. Для поэтов-экзистенциалистов, как правило, именно природа становится доминирующим строительным материалом визуального ряда их произведений, а также и вдохновляющим импульсом. Лицезреть пейзаж — духовная потребность поэта Виктора Балдоржиева. И в смысле определения себя в пространстве бытия родную природу, место своего рождения поэт называет не иначе как Родиной с большой буквы.
Вот еще стихотворение Виктора Балдоржиева, в котором состояние единства с природой получает дополнительные аспекты.
Осенняя элегия
О чем мечтают реки и долины,
О чем мечтают камни и трава.
Какие в них рождаются картины,
Какие оформляются слова?
Через века вращения планеты
Не будет превращениям конца,
Проявятся творения поэта
И мастеров и кисти, и резца.
Не выдумать багряные рассветы
И золота небесной синевы…
И я, пройдя сквозь сны тысячелетий,
Был только мыслью камня и травы.
И снова стану ветром я когда-то,
Пылинкой зародившейся звезды
И светлой вспышкой летнего заката,
Прологом мысли неба и воды…
И снова будут люди на планете
Мучительно выдумывать слова,
И будут длиться сны тысячелетий.
И смутно мыслить камни и трава.
Искусство и природа, мировая культура и мироздание едины — в процессе мышления. Но кто мыслит? Начиная с человека, мыслят все! Невольно вспоминается «мыслящий тростник» Федора Тютчева — достойная перекличка с русским классиком.
Сквозная тема всех строк — время и пространство, однако же эти составляющие мира сопряжены с творчеством человека. «Не выдумать багряные рассветы» (в этом образе несколько горизонтов, воспользуюсь одним из них), то есть природа формирует художника, но тот, в свою очередь, одухотворяет природу. «И я, пройдя сквозь сны тысячелетий, был только мыслью камня и травы». Мысль, слово, созидательная сила человека — такие же вечные величины на земле.
Воображение поэта в своем стремлении к познанию мира неисчерпаемо. Возникает ассоциация с идеей философского произведения Артура Шопенгауэра «Мир как воля и представление» (1818), правда, с постоянной заменой Львом Толстым слова «воля» на слово »любовь» — толстовский вариант ближе к философии Виктора Балдоржиева.
Оперируя масштабными категориями, автор идет, на мой взгляд, к поиску цельности «запределья». Поиск цельности, бесконечное познание, похоже, вершина рефлексий в русском духовном мире. Еще одна параллель — с идеей книги Николая Страхова «Мир как целое» (1872), вот контекст поэтических созиданий нашего забайкальского поэта.
Чем больше поэт познает, тем отчетливей в его представлении обозначаются очертания непознанного, которое тоже входит в понятие цельности мира. «Спасибо, жизнь, за мысли и за крылья, за всё, что не узнаю никогда». Великие строки! Творчество Виктора Балдоржиева всеми своими утверждениями и поисками возвеличивает человека, «пылинку зародившейся звезды», и преображает наше духовное пространство, обновляя и возвышая наши чувства и воображение.
В заключение своих заметок, слишком кратких для многосложности анализа творчества поэта, хочу спросить своих коллег-земляков. Неужели никто из вас не написал или не пишет книгу о нашем замечательном современнике?
Латвия. 2017
Запись в фейсбуке после прочтения статьи Веры Панченко
Фейсбук, по-моему, место, где можно поделиться некоторыми мыслями. В забайкальской периодике воявилась речь обо мне. Писали обо мне мои друзья - Михаил Вишняков, Борис Макаров. Но ещё никто и никогда не писал обо мне таких слов, как Вера Панченко. Почему? Взгляд издалека.
Как правило, меня знают во многих регионах и местах, кроме Забайкалья и бурятской среды. В этом году меня пригласили на Всемирный конгресс поэзии. Я ещё никому не говорил об этом: Забайкалье и родственники обидятся. Когда приходили вести, что я занял какие места на престижных конкурсах или президент России наградил меня медалью А. С. Пушкина или где-нибудь переводили мои произведения на иностранные языки или публиковали в альманахе "Русский мир: пространство и время русской культуры", мне казалось, что Забайкалье и буряты обиделись на меня, насупились и отвернулись.
Такая была тишина, нарушаемая дикими домыслами и сплетнями.
Редактор этой газеты - не забайкальский парень, и автор этого текста не живёт в Забайкалье. Я давно уже привык к таким явлениям, не обращаю внимания.
Но сегодня меня поразила и, наверное, излечила мое больное сердце Вера Панченко - член Союза писателей Латвии:
"В заключение своих заметок, слишком кратких для многосложности анализа творчества поэта, хочу спросить своих коллег-земляков. Неужели никто из вас не написал или не пишет книгу о нашем замечательном современнике?"
Забайкалье, наверное. онемело:))
В прошлом году один из руководителей моего района на вопрос приезжего журналиста обо мне ответил, что я болен и, видимо, скоро умру.
Но не поэтому, а просто из-за того, что слишком хорошо знаю историю, которая формирует менталитет, я уверен, что Забайкалье изменит только не забайкалец, но - человек извне, человек видящий перспективу, то есть насквозь и в будущее.
Виктор Балдоржиев
В местах моего проживания в своё время проходила линия УР - укреплённого района. На снимке дот конца 1930-х годов. Вся наша жизнь - круговая оборона...