Экскаватор ЭШ-10/60, шагающий, 10-кубовый, длина стрелы 60 метров, вес более 500 тонн. Ими производились вскрышные работы при добыче бурого угля открытым способом на Западно-Черновском разрезе треста «Забайкалуголь» в Чите. Работники Центральных электромеханических мастерских (ЦЭММ), ремонтировали их, выезжая в разрез, т.к. эта махина с ее габаритами транспортировке не подлежала и монтировалась из узлов и агрегатов прямо на месте.
Зимой это было еще то удовольствие! Представьте сорокаградусный мороз, вокруг тебя 500 тонн промерзшего металла, который нужно разбирать, резать, варить, смазывать и скручивать. Никаких бытовок, только ветер на открытом пространстве. На костре подогревают солярку, в которой моют мелкие детали, кипятят чай и отогревают вконец окоченевшие руки. Привилегия мыть в теплой солярке детали у бригадира Сани Поручничак. Никто ее не оспаривает, понимая, что он свою долю лиха за долгую карьеру слесаря горношахтного оборудования восьмого разряда, отхватил сполна.
Летом жара тоже под сорок, а вокруг то же количество уже раскаленного металла, с которым нужно проделывать те же манипуляции. Привилегия мыть детали в единственном прохладном месте под базой экскаватора у бригадира. Никто не оспаривает…, далее по тексту.
Звено, собранное из разных цехов и направленное на ремонт очередного экскаватора было в обычном составе: бригадир, три слесаря, сварщик, электрик. Предстояло недели две провести в карьере, утром привозил УАЗик, вечером вывозил. В пятницу было на одного человека меньше, слесарь второго разряда Паша Соколов был несовершеннолетний и ему был положен укороченный рабочий день. Ежедневно его персонально возить не будешь, поэтому отдыхом в пятницу он компенсировал переработку в остальные дни. К этому решению пришли не сразу, местком возражал. Председатель на эту тему даже развел обычную антимонию про эксплуатацию детского труда. «Подросток» ростом под два метра, которому до восемнадцати лет не хватало трех месяцев, басом отказывался от такого графика потому, что ему ребенка нужно вечером из яслей забирать. Потом все уладилось. Ребенка стал забирать дед, работающий здесь же электриком. Деду было лет тридцать семь, и он все равно после работы ходил в этот же садик за своим сыном, братом Паши. Жили они вместе, утром отец детей отводил сам, т.к. невестка еще спала после ночных бдений с ребенком, работала она во вторую смену. Женил отец Пашу шестнадцати лет, когда узнал, что его подруга забеременела. Ей тогда было восемнадцать. При семейных разборках Паша кричал, что они его детства лишили, надо было ее посадить за то, что она его, малолетку, насильно развратила, а не жениться на ней. Вся семья хохотала, представляя как, едва достающая ему до подмышек, жена его «насильно» развращала. Отец ехидно интересовался, долго ли Паша сопротивлялся и утешал, - лучше ребенка в ясли носить, чем передачи в тюрьму. Но свекровь иногда в сердцах тоже называла невестку «совратительницей». Тут уже на нее бросались Паша и отец. А скромненькая, молчаливая причина раздоров, всегда вызывала к себе сочувствие, ухитряясь в любых обстоятельствах оставаться жертвой. Все эти сведения бригада получала ежедневно по утрам в раздевалке из уст самого Паши вместо политинформации. Отец иногда его поправлял, уточняя детали то, подпрыгивая на одной ноге, вторую заправляя в штанину спецовки то, переобуваясь. Работал Паша исправно, в детали вникал, в нем уже проглядывалась обстоятельность работяги, на которых земля держится.
Следующим по возрасту был недавно демобилизовавшийся Володя Овчинников. Он до армии успел отработать в сельском хозяйстве и на стройке громадного комбината несколько лет. Был механизатором, в армии механиком и ему сразу присвоили четвертый разряд, после проверки практических навыков, знания охраны труда и техники безопасности не без протекции начальника техотдела, дяди Гани, отца друга Женьки Летунчина. После армии возвращаться на стройку не захотел, неинтересно. Да и друзья сослуживцы, из семейных династий предприятия, сманили к себе. Заводной, любознательный, за короткое время освоивший все сопутствующие специальности в пределах необходимого от сварщика до электрика. Что такое перекуры он не понимал и был сущим наказанием для любителей отлынивать от работы. Учился на подготовительных курсах для поступления в техникум. Услышав, что критерием готовности студентов считается сопромат, стал его изучать самостоятельно. Изучить не изучил, но в суть вник. Это позволило ему посмеиваться над бригадиром, который однажды летал на самолете в Москву на День Шахтера получать очередной орден и увидел, что у самолета крылья на заклепках и те болтаются. Это было самым большим впечатлением в его жизни, как специалист он раз и навсегда усвоил, насколько ненадежна авиационная техника. Овчинников пытался убеждать его в том, что существует понятие подвижности несущей конструкции, так как абсолютная жесткость приводит к необратимой деформации, лишающей эту конструкцию надежности. Поэтому и рама автомобиля на заклепках, а не сварная или литая. Бригадир возмущался, у него была профессиональная деформация сознания, лишающая его способности мыслить за пределами специальности, которой отдал всю жизнь и считал единственно верной, как учение Ленина. Что такое заклепки он знал, но болтаться они не должны!
На год старше Овчинникова был Коля Дружинин, появившийся месяца три назад, сельский тракторист. У него тоже было лет шесть стажа механизатором и ему сразу присвоили третий разряд и прикрепили стажером к Овчинникову. Это была большая ошибка, педагогические навыки последнего были исключительно армейскими, методы соответствующие. Коля слесарной специальностью владел в очень уж узких рамках, не более потребностей для ремонта трактора в полевых условиях. Знал только гаечные ключи и кувалду; оборудования, станочного парка, съемников, подъемных и других приспособлений в глаза не видел. Овчинникову он заглядывал в рот, тот начисто подмял его своей энергией. Медлительный Коля терялся, инструмент валился у него из рук, ошибки множились, на что тут же следовала реакция острого на язык и скорого на расправу шефа. В первый же день работы Володя поручил ему снять пятитонный электродвигатель и подготовить его для отправки в электроцех на ремонт. Сам обесточил, отсоединил проводку, проинструктировал, как пользоваться стационарной кран-балкой экскаватора, показал, где находятся рым-болты. Через полчаса услышал какой-то усиливающийся натужный скрип и тут же экскаватор вздрогнув, чуть ли не подпрыгнул, как взбесившийся динозавр, в его замкнутой металлической коробке раздался визг, лязг и звон. Только землетрясение могло подбросить пятисоттонную махину. Так и решил выскочивший из какого-то отсека, Овчинников. На палубе стоял бледный с трясущимися руками, в которых держал обрывок цепи, Коля. Экскаватор представляет собой закрытое сооружение величиной с двухэтажный дом, начиненное различным оборудованием для автономного существования, как морской корабль. Кстати и терминология во многом позаимствована у моряков. Двигатели, редукторы и все другие части намертво крепятся на палубе и стенах анкерными болтами диаметром от десяти миллиметров до десяти сантиметров. Перемещается все это с помощью кран-балки с множеством вспомогательных талей и лебедок, цепи которых в нерабочем положении мирно намотаны на барабаны. Коля, после получения задания, услышавший, что все подготовлено и осталось двигатель снять, зацепил его за рым-болты и стал поднимать кран-балкой, не отсоединив от палубы анкерные болты. Получалось, что он притягивал кран-балку вместе с крышей к полу и не подумал остановиться, когда уже скрипело все изделие Новокраматорского механического завода. Должна была рухнуть несущая балка и, тогда бы все расплющило или лопнуть сантиметровой толщины цепь тали. И то и другое казалось немыслимым. К счастью не выдержала цепь. Первый и последний раз в жизни подчиненные слушали нестандартные выражения бригадира, звучавшие не менее сильно, чем из уст признанного, но спившегося конферансье Коли Сумарокова. У него не было претензий к Коле. Виновен старший, и пусть теперь выкручивается, как хочет. Без лебедки работа встанет, связи нет, машина ушла. Пешком семь километров по дороге или пять напрямик через речушку и болото. И с начальством пусть сам объясняется, ибо оно не поймет. За всю сорокалетнюю его работу порвать цепь этой лебедки в угледобывающей промышленности СССР удалось впервые. Володя, не долго думая, накрутил сорокакилограммовую цепь на Дружинина и благословил его в путь, наказав, чтобы к обеду цепь была на месте. В противном случае он не доверит его месткому, разберется сам. Коля, свидетель унижения патрона по его вине, полный раскаяния, со слезами на глазах побрел под палящими лучами солнца в неведомое будущее. Вериги его с каждым шагом побрякивали, к тому же нагреваясь. Овчинников посоветовал ему для пущего эффекта при встрече с прохожими петь «Интернационал».
Электрик, Витька Матковский был смешливый, выросший в бараках предприятия по соседству и всю жизнь проникавший в ЦЭММ через дырку в заборе вместе с родителями и многочисленными родственниками. Те и не подозревали, что можно работать в других местах. С детства освоил все премудрости монтажа и ремонта любого горношахтного оборудования, для него ничего нового уже не было. Он работал и развлекался одновременно. Частенько используя особенности и недостатки окружающих, мог спровоцировать их на какие-то нестандартные поступки, потом больше всех веселился. На него никогда не обижались, шутки его были незлобивыми, а сам он вызывал симпатию. Однажды Овчинников ввязался, как оказалось, в семейную драму, защищая женщину, на него набросились и обидчики, и защитники числом семь или восемь человек. Витька не только самоотверженно кинулся на помощь товарищу, но и после того как всех «повязали и начали дело шить», не бросил, а нашел и привел эту женщину, чтоб подтвердила благость намерений нарушителей общественного порядка. Правда помогло это мало – женщина их же обвинила, заявив, что просила о помощи, а не бить ее мужа с братьями и деверями.
Довольно колоритной фигурой был сварщик, рыхлый флегматичный, готовый вздремнуть в любую минуту Кеша Непомнящий. Особенно святым для него был сон в обеденный перерыв, помешать означало нажить врага на всю жизнь. Сварочных работ было мало, поэтому возможности предаваться своему хобби, были неограниченными. Ленив был настолько, что по палубе всегда путались кабели сварочного вечно гудящего аппарата, шланги бензореза с кислородным баллоном на солнце и керосиновым бачком под давлением. Все это было горючим и взрывоопасным. На замечания, вечно дремлющий, Кеша не реагировал. Гонять его было бесполезно, ждать, когда он придет при необходимости что-то подварить или отрезать долго. Слесарям быстрее было это сделать самим и прибрать оборудование, чем уговаривать Кешу. Юмора Кеша не понимал совсем, чем провоцировал насмешки над собой. Иногда не совсем безобидные. В обед, перекусив, все садились играть в домино, Кеша спать. Дня через два стук домино стал ему мешать. Он потребовал тишины. Игра в домино без стука как безалкогольное пиво. Стали искать другое занятие. Активный отдых не подходил по причине адской жары, анекдоты сопровождались смехом и раздражали любителей тишины (к Кеше присоединился бригадир). Так слоняясь, Овчинников однажды обратил внимание на сапогах мертвецки спящего Кеши подковы из шестимиллиметровой проволоки, касающиеся металлической палубы. Как всегда невыключенный сварочник жужжал, а кабели валялись неподалеку. Володя взял держатель, убавил ток, вставил электрод «двоечку» и приварил сапоги к экскаватору. Затем поставил рукояткой кверху кувалду и приварил ее рядом. Все с интересом наблюдали за его манипуляциями. Потом отошел и запустил в Кешу гайкой. Взбешенный, тот с диким ревом попытался вскочить. Нога в неподвижном сапоге подвернулась, лицо Кеши перекосилось сначала от боли, потом при виде хохочущих оболтусов, от ярости. Он выдернул ноги из сапог и увидел кувалду. Схватив ее, закрутился, в горячке не понял, почему и она не дается. Народ ликовал, даже проснувшийся бригадир не вмешивался. Кеша давно понял, чьих это рук дело. Бросив кувалду, кинулся на Овчинникова врукопашную. Но, пробежав шагов пять, снова взревел и сел, задрав ноги кверху, раскаленная палуба обожгла ему их, так как портянки на ходу размотались. Концерт удался. Но Кеша обид не прощал, пришлось Овчинникову дня три выдерживать дистанцию, чтобы не оказаться в пределах досягаемости Кеши. Простил его Кеша в пятницу, когда по какой-то причине не пришла за ними машина, и пришлось идти пешком. Путь им преграждала горная речушка Жирейка. Название говорящее, в поселке она проходила через предприятия и жилые кварталы, принимая в себя все бытовые и производственные стоки. Вода покрывалась жиром разного происхождения. Но здесь, перед поселком, она только что вытекала из леса и была вполне пригодной даже для питья. Шириной метра полтора-два, глубиной не больше. В обычное время ее всегда можно было перешагнуть или перепрыгнуть. Сейчас же после дождя она стала всего на полметра шире, но возросла скорость течения, чем и была опасна. Подошли всем составом, Володя, из осторожности, отстав от Кеши метра на три. Началась переправа. Нашли узкое место и все с разбегу перепрыгнули. Кеша, тряся животом, забегал вдоль берега, не решаясь прыгать. Переправившиеся посмеялись и ушли дальше. На этом берегу остались Овчинников и Кеша. Володя давал советы один потешнее другого, Кеша бесился и грозил ему всеми карами, на которые считал себя способным. Наконец Кеша принял решение. Он объявил, что все равно ему не перепрыгнуть, купание неизбежно, лучше сразу перейти вброд. Зрелище обещало быть захватывающим и Овчинников, перепрыгнув, решил им насладиться. Но они не учли стремительности потока и неловкости Кеши, кряхтя спустившегося в воду и тут же сбитого с ног. Испуганный Володя бежал вдоль берега речки, по которой несло барахтающуюся тушу сварщика, выискивая место, чтоб перехватить его наверняка. Из воды мелькали, выныривая то сапоги, то перекошенное от ужаса лицо Кеши с выпученными глазами. Наконец под ноги попала жердь, Володя ухватил ее и перегородил ею реку. Кеша повис на жерди, не шевелясь. Потом долго отплевывался и откашливался. Три километра они шли больше часа. Товарищи, задержавшиеся возле пивного киоска, уже выпили их пиво, когда подошли несчастный промокший Кеша и радостный, едва сдерживающий смех, дабы снова не накликать гнев утопленника, Володя. Все удивились, что они идут мирно и рядом. Но еще больше их поразило, когда патологически жадный Кеша заказал стакан красного вина. Все решили, что для «сугреву» после купания. И совсем оторопели при виде того, как он этот стакан поднес Овчинникову. Матковский даже спросил: - «Что это?», на что получил ответ Овчинникова: - «Цена жизни!».