Нармай улсаа байгуулья гэж
Найртай yгээ хэлэлцсэн биш уу?
Чингисхан.
(Продолжение. Начало: Pax - Mongolica-1, Mongolica-2, Mongolica-3, Mongolica-4, Mongolica-5, Mongolica-6, Mongolica-7, Mongolica-8, Mongolica-9, Mongolica-10.)Найртай yгээ хэлэлцсэн биш уу?
Чингисхан.
Часть I. Великая Степь
Комментарии
8
Различные представления о свободе образуют своего рода эволюционную шкалу, в начале которой располагается «азиатский» тип свободы, за ним следуют европейский и американский типы, а завершает её принцип свободы, реализованный монголами в 13 веке.
Представление, согласно которому традиционное государство является главным политическим субъектом и всеобщим представителем народной власти, образует суть того мировоззрения, которое здесь обозначается азиатским. Европейский тип отличается тем, что субъектом политической власти выступает человек, а не государство. Но государство при этом необходимо присутствует в качестве посредника и слуги в отношениях граждан. Американское же представление о свободе это – дальнейшее развитие логики расширения свободы индивида.
Сегодня стали говорить, что Америка отходит от своих традиций, заложенных Отцами-основателями Америки, имея в виду растущую популярность европейского социал-либерализма. Так что быть свободным по-американски сегодня означает не быть либералом.
В чем заключалась исторически основополагающая философия Америки? В свободе человека быть всем, кем угодно, быть тем, кем хочешь. Не важно, кто ты, важно, что умеешь. Главное, чтобы – «its works». (Это напоминает монгольский принцип «положительной селекции» людей по индивидуальным качествам). Тогда как свобода европейского человека это – компромисс между индивидуальным и общим. Европейское понимание формируется в связи с этнической историей, многовековой культурой и традициями. На самом деле европеец не индивидуалист, так как его порождает своя этнотерриториальная община, которая выступает исторически первым субъектом власти, городом-коммуной.
Америка же начиналась как свобода от всего этого груза, как индивид с чистого листа, в котором есть только он сам и никакого «общества», как объекта, задающего обязательные для всех правила игры, и который поэтому требует от индивида «быть таким-то».
Европейский индивидуализм основан на законах общежития, на универсальных установках поведения. Отсюда и понятие свободы как добровольного ущемления индивидуального произвола, как «общественного договора», предписывающего быть «толерантными» и «мультикультуральными».
«Азиатское» понятие свободы является перевернутой европейской свободой, где ее субъектом выступает государство, а человек лишь допускается временами до государственного действия.
Америка же – совершенно другая топология: нет никакого «общественного договора», никакого «общества» – есть интересы и индивиды. Американская история начинается с той предпосылки, что ни общества, ни государства как чего-то отдельного от самого человека – не существует. Я сам себе и общество, и государство, сам за себя отвечаю, сам себя и защищаю с оружием в руках. Право на свободное владение оружием, как и право пристрелить любого, кто самовольно ступил на чужую территорию – это оттуда.
Не случайно также и то, что Америка является конфедерацией штатов, которых представляет в «федеральном центре» Сенат и что страна до сих пор не имеет единого государственного языка. Английский считается официальным, но не государственным, не обязательным для штатов. По факту, имеется столько государственных языков США, сколько есть государств-штатов. (Прототип – «Соединенные штаты Монголии» 13 в.)
Американская свобода является высшей точкой развития гражданского общества в рамках капитализма. Она есть крайняя реализация принципа свободной предпринимательской деятельности в условиях минимально возможного вмешательства государства в экономику. Но, очевидно, было бы ошибочным отождествлять американскую свободу с самим понятием свободы. Почему?
Во-первых, слово «свобода» характеризует социально-экономические отношения людей, которые ограничены историческими пределами товарно-денежного измерения мира.
Во-вторых, эта свобода есть состояние определенного исторического типа людей, которые находятся ещё на досоциальной стадии своей эволюции.
В-третьих, существующий тип Человека Современного рассматривается абстрактно, как некий окончательный вариант того, чем должен быть человек в соответствии со своей социальной природой.
В-четвёртых, недопонимание принципиальной относительности Человека выражается в противопоставлении различных ступеней его исторического движения к себе – эгоистичного человека и коллективистского, социального человека. А это – все равно, как подростковый период становления человека противопоставлять его зрелости.
Во-вторых, эта свобода есть состояние определенного исторического типа людей, которые находятся ещё на досоциальной стадии своей эволюции.
В-третьих, существующий тип Человека Современного рассматривается абстрактно, как некий окончательный вариант того, чем должен быть человек в соответствии со своей социальной природой.
В-четвёртых, недопонимание принципиальной относительности Человека выражается в противопоставлении различных ступеней его исторического движения к себе – эгоистичного человека и коллективистского, социального человека. А это – все равно, как подростковый период становления человека противопоставлять его зрелости.
Наконец, американский тип свободы не реализуем в других странах. Потому что система товарно-денежных отношений построена на неравномерном развитии стран и, соответственно, высшее развитие свободы в её рамках не может иметь места в менее развитых странах. Поэтому это – недостижимый идеал, с одной стороны, и – ненужный, с другой.
Ненужный – в смысле движения к тому состоянию свободы, которое породит более прогрессивное общество, чем капиталистическое. Так как капиталистическое общество представляется мне высшим развитием товарно-денежных отношений, (а социализм – ему предшествует в этом смысле), то речь идет о принципиально иных социально-экономических отношениях. Таких, где труд (как источник стоимости) освобождается из сферы материального производства в результате его системной автоматизации, и таким образом, экономические отношения оказываются связаны с развитием Свободного труда.
Монгольское понятие свободы появилось на базе кочевого уклада, но в политическом плане оно вышло за рамки не только своего времени, но и нашего Исторического Времени.
Кочевники заглянули в наше будущее...
Однако историческая роль монголов как кочевников-рыцарей Истории, остаётся в прошлом. Кто и что теперь может примирить вновь враждующий мир? И сделать его единым – «До Последнего Моря»?
9
Собственная или внутренняя история монголов охватывает территории в их современном состоянии:
а) Саяно-Алтайский регион (Горный Алтай, Хакасия, Тува, юг Красноярского края, Иркутская область или Прибайкалье),
б) Забайкалье,
в) Монголию,
г) Внутреннюю Монголию (АРВМ),
д) Уйгурию,
е) север Тибета по району Хухэ-нура. Назовём её Внутренней Азией.
Данный регион является:
1) единым историко-культурным пространством,
2) пространством одной и той же степной популяции, состоящей из разных кочевых народов, в том числе, монголов,
3) единой экосистемой, в которой кочевники выступают органическим звеном природных процессов, протекающими в ней,
4) экосистемой, в которой на протяжении последних 6 тысяч лет прошло четыре этнических историй (этногенеза), в которых монголы играли ведущие роли.
Согласно исследованиям известного бурятского философа И. С. Урбанаевой кочевые народы Центральной Азии имеют единый цивилизационный фундамент, духовной основой которого является философия тенгрианства. Имеется преемственность духовной и культурной традиции аборигенов Центральной Азии, включая Байкальскую Азию – от хунну до монголов. Более поздние кочевники заимствовали у кочевников более ранних эпох их опыт и достижения. [Урбанаева, 1994].
При этом, каждая этноязыковая группа занимала свои места рождения в качестве этнических общностей, как это и положено согласно природным законам образования этносов (по Гумилеву). У тюркоязычных народов это были северо-западные территории Центральной Азии, у тунгусов – её северо-восточные окраины. Монголы традиционно занимали её основное пространство – от Ордоса до Байкала и от Алтая и Хухэ-нура до Хингана. Это – был «коренной монгольский юрт», по Рашид ад-Дину. Данный факт сам по себе свидетельствует в пользу ведущей роли монголов в истории Центральной Азии.
Такой вывод я делаю на основании некоторых обобщающих исследований по археологии Монгольского региона, а также из концепций историков и философов, в которых предпринимаются попытки дать общую картину истории данного региона.
Считаю необходимым обозначить следующий момент.
На мой взгляд, истинным в археологии можно считать лишь сами артефакты, но не выводы археологов. Даже в такой весьма точной науке, как археология, исследователь, как это видно, не свободен от привнесения своего отношения и вкусов. Я это к тому, что совсем недавно случилось крупное фиаско тюрской теории рунических памятников. В Монголии, международной исследовательской командой под руководством С. Сэргэлэн, доказано монгольское происхождение рунических памятников Центральной Азии – https://livetv.mn/p/7269?fbclid=IwAR1GGgJEosM6kRXISq2IaG-PD3IkaLCfCqSrvJIcwYT3t9F3WUpsBZA1_Ok (перейти по ссылке).
Они оказалось настолько своими, что нынешние предприимчивые профессора незамедлительно организовали курсы по руническому письму (на базе филологического факультета университета Улан-Батора).
До сих пор считалось, что рунические письмена Монголии и Прибайкалья являются тюркскими. Но, как оказалось, например, текст со стелы Билгэ хана читается на современном халха-монгольском языке на 70%, казахском и киргизском – на 30%, на турецком – на 5%. (Известно, что старомонгольский язык наиболее близок к бурят-монгольскому языку. И некоторые исследователи утверждают: руны на нем читаются на все 90%).
Сообщается, что текст периода тюркских каганов полностью читается лишь на монгольском языке. Как отмечает в своем выступлении на пресс-конференции руководитель научной группы С. Сэргэлэн: преодолев 2 тысячи лет, к нам приходит наша древняя письменность ХYН, и это открывает нам дорогу для понимания, наконец, нашей подлинной истории и осознания древности нашего языка и цивилизации. Характерно, что учёный начинает своё выступление с извинений народу за то, что принимали на веру тюркскую концепцию. Естественно, извинения принимаются, так как нам отказывали не просто в существовании письменности, но и вообще, в существовании в истории.
Для меня лично, важно здесь объяснение той странности, что главные действующие лица степной истории не имели письменности, тогда как ею обладали их периферийные соседи. Сделанное открытие монгольских ученых свидетельствует в пользу того, что, скорее всего, тюркские народы заимствовали у монголов их древний способ письма – иначе, как объяснить такие проценты?
И вообще, выглядит неправдоподобным, что письмо могло принадлежать только одной группе кочевников. Это просто неправдоподобно и нелогично, что у соседних тюркских народов оно было, а у монголов почему-то нет. Все они не просто жили в одном регионе, что автоматически предполагает общие процессы возникновения письма, но главное, были носителями одной цивилизационной матрицы. Но поскольку вели в истории региона монголы, то и записывалась она преимущественно на их языке.
Далее. Поскольку руны (или Хүн) восходят к эпохе хуннов, то вполне обоснован вывод, что руническая письменность древних германцев могла появится во времена Атиллы, когда шло слияние с ними гуннов, и германцы напрямую переняли письменность древних кочевников. Во всяком случае, графически, оба письма близки. Также традиционно монгольский символ свастики имеется в германских каменных памятниках.
Таким образом, данное открытие показало наглядно, как делается археологическая наука, когда известные идеологические установки определяют её выводы. (Наши братья, тюрские кочевники, стали невольными соучастниками этой фальсификации нашей истории. Впрочем, и в самой монгольской среде найдется много продолжателей этого чёрного дела. Зубы Дракона были посеяны глубоко и будут давать всходы еще долго). Что же говорить, в таком случае, об исторической науке, где гораздо больше возможностей для фантазий?
10
В целом, логично связать начало истории Степи с временем окончания последнего Ледникового периода в регионе, датируемого 10-ю тысячами лет. Из них не менее 6-ти тысяч лет можно отнести к собственно монгольской истории. Основанием для этого служит обратная экстраполяция нашей последней этнической истории, начавшейся около 700-ых нашей эры. См. рис. 1. Этногенезы Великой Степи.
На обложке использована репродукция рисунка художника Ганбат БадамхандПервый этногенез мог происходить в период от 3.5 тысяч лет до 2 тысяч лет до нашей эры, когда шла постепенная миграция людей из Прибайкалья на юг, в сторону Ордоса, Хухэ нура и Хингана. Он «обслуживал» переход древних кочевников к новому историческому времени, основу которого составляло освоение металлургии бронзы. Так появились археологическая культура Ордоса и Окуневская культура (на территории современной Хакасии и Красноярского края).
Границы второго этногенеза очерчиваются от 1.8 тысяч лет до 6-го века до нашей эры. На пике его движения этнос совершил свой первый поход в западном направлении, до египетского царства – https://www.buryatia.org/modules.php?name=Forums&file=viewtopic&t=24456&postdays=0&postorder=asc&start=0&sid=19647a2b90228c8b1d015751066740cd
«Строительный» период данного этногенеза (нисходящая ветвь кривой графика) материализовалась в культуре плиточных могил, широко распространенной на территориях Южной Сибири, Монголии, АРВМ, Хингана и Синьцзяна.
Вследствие вторжений кочевников в оседлые цивилизации того времени возникает феномен «осевого времени» Ясперса.
Период существования третьего этноса – от 5-го века до нашей эры до 8-го века нашей эры. Тогда пик этногенеза ознаменовался вторым Западным походом кочевников – гуннов, которые вторгались в Европу в 4-5-ом веках нашей эры и обложили данью римского императора Феодосия.
На нисходящей фазе этногенеза древние монголы стали авторами новой культуры, фрагменты которой известны как «курумчинская культура» Прибайкалья.
Историческое значение данного периода в том, что кочевники дали толчок процессам формирования европейских народов и, таким образом, создали тех, кто начали новую эру человеческой цивилизации.
Четвертый этнос является наиболее известным периодом истории монголов, который привел к появлению Монгольской империи. Он начался около 8 века нашей эры, а датой его завершения можно считать 1727, когда все монгольские народы утратили независимость и были разделены на две части, между Россией и Китаем. С тех пор, уже почти три века степная популяция переживает свои «темные века», если применять гумилевскую терминологию.
Всплеск начала 20-го века, выразившийся в появлении государства Монголия, вероятно, стал признаком начала «инкубационной» фазы нового этнического возрождения.
11
Роль ламаизма в истории монгольских народов неоднозначна. Так, очевидно, должно было быть. С одной стороны, монастыри стали местом просвещения народа, центром медицины и ремесла. В то же время, в психологическом плане, распространение ламаизма оказалось востребованным, так как давало ожидаемые ответы уставшему этносу, находящемуся на излете своей истории. Ламаизм, конечно, превращал воина-кочевника в слабого пастуха. Но только потому, что такой процесс реально происходил в душе и сознании, и коллективном генофонде монголов. Не идеи нуждаются в человеке, а наоборот, человек в идее, которая становится ему нужна «по жизни», для оправдания его слабости или, наоборот, силы. Ламаизм и стал таким оправданием.
Нужно упомянуть и о той роли, которую сыграли последователи желтой веры во времена становления современной Монголии. Дело в том, что ламы соблюдали целибат, но, разумеется, это не могло останавливать их от связей с женщинами. А лам, как известно, было очень много – свыше 1/5 части всего населения на начало 20-го века. Таким образом, в реальности, целибат плодил безотцовщину. Аналогична была роль многочисленных маньчжуро-китайских торговцев, которым запрещалось вступать в отношения с монголками. В итоге, через несколько поколений, в стране зародился новый тип людей без отцов, людей, которым некому было прививать понятия о должном. Они не имели корней, не ведали даже кто они по крови – китайцы или монголы. Эти люди как раз и выступили ведущей силой «халхасского шовинизма» и, в целом, боевым отрядом тех сил, которые были заинтересованы в контроле над монгольскими народами.
Ламаизм сегодня переживает свой кризис, если судить по количеству разных конфессий в Монголии. Возникает вопрос – нужна ли современным монголам вообще вера? А еще лучше спросить – были ли монголы когда-либо религиозны?
Насколько я понимаю, поклоняясь «Бурхан Тэнгри» (Богу-Небо), монголы издревле подразумевали всеобщие, вселенские силы, управляющее миром. Подобно древним грекам, они были стихийными материалистами. И подобно им же, они видели смысл жизни в том, чтобы человек жил в соответствии с этим силами. Жить по природе для них означало жить по совести, нравственно. Этот императив сохраняется до сих пор в нашем сознании и ментальности.
Кочевая этноэкоэтика – вот наша религия. Она называется Тенгрианством. Сможет ли всегда гибкая буддийская религия стать для современных монголов новым продолжением Тенгрианства? Так, по-моему, стоит вопрос о будущем ламаизма у нас.